Неточные совпадения
— Да чего вы скупитесь? — сказал Собакевич. — Право, недорого! Другой мошенник обманет вас, продаст вам дрянь, а не
души; а у меня что ядреный орех, все на отбор: не мастеровой, так иной какой-нибудь
здоровый мужик. Вы рассмотрите: вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные. И не то, как бывает московская работа, что на один час, — прочность такая, сам и обобьет, и лаком покроет!
«Вот об этих русских женщинах Некрасов забыл написать. И никто не написал, как значительна их роль в деле воспитания русской
души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более
здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», — это красиво, но полезнее войти в будничную жизнь вот так глубоко, как входят эти, простые, самоотверженно очищающие жизнь от пыли, сора».
Он чувствовал, что и его
здоровый организм не устоит, если продлятся еще месяцы этого напряжения ума, воли, нерв. Он понял, — что было чуждо ему доселе, — как тратятся силы в этих скрытых от глаз борьбах
души со страстью, как ложатся на сердце неизлечимые раны без крови, но порождают стоны, как уходит и жизнь.
Без естественных наук нет спасения современному человеку, без этой
здоровой пищи, без этого строгого воспитания мысли фактами, без этой близости к окружающей нас жизни, без смирения перед ее независимостью — где-нибудь в
душе остается монашеская келья и в ней мистическое зерно, которое может разлиться темной водой по всему разумению.
Чтобы промышлять охотой, надо быть свободным, отважным и
здоровым, ссыльные же, в громадном большинстве, люди слабохарактерные, нерешительные, неврастеники; они на родине не были охотниками и не умеют обращаться с ружьем, и их угнетенным
душам до такой степени чуждо это вольное занятие, что поселенец в нужде скорее предпочтет, под страхом наказания, зарезать теленка, взятого из казны в долг, чем пойти стрелять глухарей или зайцев.
А мороз какой
здоровый — так и хватает прямо за
душу!
Но, почти помимо их сознания, их чувственность — не воображение, а простая,
здоровая, инстинктивная чувственность молодых игривых самцов — зажигалась от Нечаянных встреч их рук с женскими руками и от товарищеских услужливых объятий, когда приходилось помогать барышням входить в лодку или выскакивать на берег, от нежного запаха девичьих одежд, разогретых солнцем, от женских кокетливо-испуганных криков на реке, от зрелища женских фигур, небрежно полулежащих с наивной нескромностью в зеленой траве, вокруг самовара, от всех этих невинных вольностей, которые так обычны и неизбежны на пикниках, загородных прогулках и речных катаниях, когда в человеке, в бесконечной глубине его
души, тайно пробуждается от беспечного соприкосновения с землей, травами, водой и солнцем древний, прекрасный, свободный, но обезображенный и напуганный людьми зверь.
Живин был в полном увлечении; он, кажется, не чувствовал ни усталости, ни голода, ни жажды; но герой мой, хоть и сознавал, что он телом стал
здоровее и
душою покойнее, однако все-таки устал, и ему есть захотелось.
Только один этот впереди мужчинища идет, как теперь гляжу на него, плешивый эдакой,
здоровый черт, как махнул его прямо с плеча дубиной по голове, так барин только проохнул и тут же богу
душу отдал.
— Вообще — чудесно! — потирая руки, говорил он и смеялся тихим, ласковым смехом. — Я, знаете, последние дни страшно хорошо жил — все время с рабочими, читал, говорил, смотрел. И в
душе накопилось такое — удивительно
здоровое, чистое. Какие хорошие люди, Ниловна! Я говорю о молодых рабочих — крепкие, чуткие, полные жажды все понять. Смотришь на них и видишь — Россия будет самой яркой демократией земли!
Министр был по
душе добрый человек и очень жалел эту
здоровую, красивую казачку, но он говорил себе, что на нем лежат тяжелые государственные обязанности, которые он исполняет, как они ни трудны ему. И когда его бывший товарищ, камергер, знакомый Тюриных, встретился с ним на придворном бале и стал просить его за Тюрина и Турчанинову, министр пожал плечами, так что сморщилась красная лента на белом жилете, и сказал...
Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое
здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит в чувство; увидите, как фельдшер бросит в угол отрезанную руку; увидите, как на носилках лежит, в той же комнате, другой раненый и, глядя на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, — увидите ужасные, потрясающие
душу зрелища; увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти…
Неприметно, мало-помалу, рассеется это недовольство собою, эта презрительная недоверчивость к собственным силам, твердости воли и чистоте помышлений — эта эпидемия нашего века, эта черная немочь
души, чуждая
здоровой натуре русского человека, но заглядывающая и к нам за грехи наши…
Кукушкина.
Здоровому все здорово, особенно когда человек
душой покоен, живет в довольстве.
Да, вы много читаете, и на вас ловко сидит европейский фрак, но все же с какою нежною, чисто азиатскою, ханскою заботливостью вы оберегаете себя от голода, холода, физического напряжения, от боли и беспокойства, как рано ваша
душа спряталась в халат, какого труса разыграли вы перед действительною жизнью и природой, с которою борется всякий
здоровый и нормальный человек.
— Труженики! Позвольте мне сказать вам несколько слов… от сердца… Я счастлив с вами! Мне хорошо среди вас… Это потому, что вы — люди труда, люди, чье право на счастье не подлежит сомнению, хотя и не признается… В
здоровой, облагораживающей
душу среде вашей, честные люди, так хорошо, свободно дышится одинокому, отравленному жизнью человеку…
Являясь для больного
душою сильным ядом, для
здорового любовь — как огонь железу, которое хочет быть сталью…
Турусина.
Здоровее телом, но не
душою.
В вашу
душу проникнет страх, но повторяю: это
здоровый страх, потому что он приводит за собой решимость во что бы ни стало освободиться от него.
Марфе Андревне мерещится вдали светлоокая невестка, с кроткими очами, с плавною поступью, с верной
душою. «И будем жить вместе, и будет и радость, и счастье, и
здоровые внуки, и румяные внучки».
Здоровая, сильная личность не отдается науке без боя; она даром не уступит шагу; ей ненавистно требование пожертвовать собою, но непреодолимая власть влечет ее к истине; с каждым ударом человек чувствует, что с ним борется мощный, против которого сил не довлеет: стеная, рыдая, отдает он по клочку все свое — и сердце и
душу.
Секунда молчания, и — все захохотали тем освежающим,
здоровым смехом, который, точно летний ливень, смывает с
души человека грязь, пыль и всякие наросты, обнажая доброе и ясное, сталкивает людей в тесную массу единочувствующих, в одно целостное, человечье тело.
Разве они мне поддержка? Одни помрут, другие выздоровеют… а я опять должён буду жить. Как? Не жизнь — судорога… разве не обидно это? Ведь я всё понимаю, только мне трудно сказать, что я не могу так жить… Их вон лечат и всякое им внимание… а я
здоровый, но ежели у меня
душа болит, — разве я их дешевле? Ты подумай — ведь я хуже холерного… у меня в сердце судороги! А ты на меня кричишь!.. Ты думаешь, я — зверь? Пьяница — и всё тут? Эх ты… баба ты!
Оттого-то мы находим такую ограниченность, тусклость понятий у людей, всю жизнь посвятивших физическому труду, животно-здоровой организации недостаточно для человека: для него нужно здоровье человеческое, здоровье, в котором бы развитие тела не мешало развитию
души, а способствовало ему.
«Хоть бы Сережка приехал! — мысленно воскликнул он и заставил себя думать о Сережке. — Это — яд-парень. Надо всеми смеется, на всех лезет с кулаками.
Здоровый, грамотный, бывалый… но пьяница. С ним весело… Бабы
души в нем не чают, и хотя он недавно появился — все за ним так и бегают. Одна Мальва держится поодаль от него… Не едет вот. Экая окаянная бабенка! Может, она рассердилась на него за то, что он ударил ее? Да разве ей это в новинку? Чай, как били… другие! Да и он теперь задаст ей…»
— Не знаю, как и сказать! Видишь ли, режу я вчера вечером лозняк на верши, вдруг — Марья Астахова идёт. Я будто не вижу — что мне она? «Здравствуй», — говорит, и такая умильная, приветная. «Здорово, — мол, — бесстыдница!» Ну, и завязался разговор. «Какая, дескать, я бесстыдница, ведь не девка, а вдова, муж, говорит, у меня гнилой был, дети перемерли, а я женщина
здоровая, тело чести просит,
душа ему не мешает».
Ну, а этакой случай и
здоровые женщины не все переносят, а ей много ли надо: месяца два потомилась и богу
душу отдала.
А днем
душа его замирала, и тело послушно исполняло все, что прикажут, принимало лекарство и ворочалось. Но с каждым днем оно слабело и скоро было оставлено почти в полном покое, неподвижное, громадное и в этой обманчивой громадности кажущееся
здоровым и сильным.
Свежая,
здоровая, из себя пригожая, Аграфена Петровна вот уж пятый год живет за ним замужем и, хоть Иван Григорьич больше чем вдвое старше ее, любит седого мужа всей
душой, денно и нощно благодаря Создателя за счастливую долю, ей посланную.
Да вот перед самым Рождеством, надо же быть такому греху, бодрый еще и
здоровый, захирел ни с того ни с сего да, поболев недели три, Богу
душу и отдал.
Низкая
душа моя была такой же кремень, как и мое
здоровое тело…
Цветите, юные! И
здоровейте телом!
У вас иная жизнь, у вас другой напев.
А я пойду один к неведомым пределам,
Душой бунтующей навеки присмирев.
Пусть говорят, что я «обожаю» Аннушку те, кто не способен понять, что я по-настоящему люблю ее
душу, ее трезвый,
здоровый ум, и мое «обожание» может принести ей только пользу…
Здоровою частью своей
души Ницше интуитивно чуял ту основную истину, которою живо все живое, — истину о глубокой, неисчерпаемой самоценности жизни, не нуждающейся ни в каком «оправдании». Но чтобы человек познал эту истину, нужны известные предусловия, нужна почва, которая бы питала ее. Это подсказала Ницше больная, упадочная часть его
души, слишком ясно и болезненно чувствовавшая отсутствие этой почвы.
Часто и любовно употребляет Гомер выражения: tlemosyne, talapenthes thymos, talasifron, polytlas. У нас их упорно переводят «христианскими» словами: долготерпение, многотерпеливый дух, многострадальный, страдалец. Но совсем другое обозначают эти слова у Гомера — не смиренное долготерпение, а стойкость, закаленность
души, ее
здоровую способность обмозоливаться против страданий. Одиссей говорит...
Это судорожное цепляние за жизнь жизненно-бессильных
душ очень легко смешать со
здоровою силою несокрушимого жизненного инстинкта. В такую ошибку впадет Алеша Карамазов в беседе своей с братом Иваном.
Сам Дмитрий в восторге от своего поступка. Но что вызвало этот поступок? Только ли «искра божия», вспыхнувшая в разнузданном хаме? Или, рядом с нею, тут было все то же утонченное нравственное сладострастие, которого
здоровой крови даже не понять: «Вся от меня зависит, вся, вся кругом, и с
душой, и с телом. Очерчена». А он, как Подросток в своих сладострастных мечтах: «они набегут, как вода, предлагая мне все, что может предложить женщина. Но я от них ничего не возьму. С меня довольно сего сознания».
Малым своим разумом Достоевский знает, в чем эта живая жизнь. Все в том же личном бессмертии. В комментариях к своему письму самоубийцы-материалиста он пишет: «Вера в бессмертие
души человеческой есть единственный источник живой жизни на земле, — жизни, здоровья,
здоровых идей и
здоровых выводов и заключений».
Проснулся я в начале двенадцатого и долго еще лежал в постели. В комнате полумрак, яркое полуденное солнце пробирается сквозь занавески и играет на стекле графина; тихо; снизу издалека доносятся звуки рояля… Чувствуешь себя
здоровым и бодрым, на
душе так хорошо, хочется улыбаться всему. Право, вовсе не трудно быть счастливым!
В это мутно-серое настроение вдруг иногда врывались миги светлого, удивительно полного жизнеощущения, и они поражали своею неожиданностью, кажущеюся беспричинностью; так, ни с того, ни с сего как будто, вдруг взметнулась из глубины
души здоровая радость.
— Верно! Молчать, молчать — самое лучшее. Эх! Брошу все, уеду в деревню к Глебу Успенскому или Толстому, наймусь в работники: хоть
здоровая жизнь будет… Тяжко в
душе у меня! Так тяжко!
Как у этих
здоровых, сильных, веселых людей всё уравновешено, как в их умах и
душах всё законченно и гладко!
В один из таких своеобразных припадков нежности, со стороны Салтыковой, Тютчев взбесился и в свою очередь
здоровым сильным кулаком повалил Дарью Николаевну на пол. Та от
души хохотала, катаясь на полу, вся раскрасневшаяся, со сверкающими страстью глазами и задыхающимся, хриплым голосом повторяла...
Она верно определила все наши писания: интеллигентщина и упадочничество. Очень резко отзывалась о Нинке: глубочайший анархизм мелкобуржуазного характера, ей не комсомолкой быть и ленинкой, а мистической блоковской девицей с тоскующими глазами. Про меня говорила мягче: споткнулась на ровном месте, о такую ничтожную спичку, как неудачная любовь, но есть в
душе здоровый революционный инстинкт, он меня выведет на дорогу. Над всем этим надо подумать.
Но еще более, нежели правильный и
здоровый режим, укреплению
души моей и тела содействовала та удивительная и вместе совершенно понятная и естественная особенность нашей тюрьмы, по которой из жизни ее совершенно устранен элемент случайного и неожиданного.